Морфий булгаков краткое содержание брифли

Морфий Краткое содержание Булгаков Морфий Доктор Бомгард счастлив: спустя полтора года работы его перевели в уездный город, где есть свежие газеты, электричество, а главное — он больше не единственный врач в больнице. Но однажды университетский товарищ Сергей Поляков присылает ему странное письмо. Поляков просит Бомгарда срочно приехать к нему на участок, потому что заболел тяжело, и никто кроме сокурсника ему не поможет. Бомгард мысленно ругает Полякова, ведь он не может подыскать ни одной болезни, с которой лекарь не смог бы приехать к нему в город самостоятельно, а дорога в провинциальную больницу займёт минимум два дня. Но ехать уже никуда не нужно. На утро Полякова доставляют с тяжёлым ранением, и он умирает на руках у врачей, успев передать Бомгарду свой дневник.

Краткое содержание «Белая гвардия»

У писателя к читателям чувствуется необыкновенная теплота, непосредственность и искренность. Его герой — самоуверенный вначале молодой врач, который со временем приобретает опыт и становится необыкновенно ответственным и внимательным к пациентам. Доктор Бомгард в любую пору года и погоду спешит на помощь больным. Он бежит к пациентам и в слякоть, и завею, и холод, и днём, и ночью, проявляет к ним заботу и любовь, старается применить на практике все свои знания и умения. Для него неважно кто болен, главное, что человеку нужна помощь. Такое отношение к людям он не считает гражданским служением Родине. Юноша понимает всю ответственность и важность своей профессии, переживает неудачи и потери.

Морфий ("Записки юного врача")

Вечера были совершенно свободны, и я посвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одиноким чаепитиям у тихо поющего самовара. Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно стучали по крыше, и хлестала под окном вода, стекая по желобу в кадку.

На дворе была слякоть, туман, черная мгла, в которой тусклыми, расплывчатыми пятнами светились окна фельдшерского домика и керосиновый фонарь у ворот. В один из таких вечеров я сидел у себя в кабинете над атласом по топографической анатомии. Кругом была полная тишина, и только изредка грызня мышей в столовой за буфетом нарушала ее. Я читал до тех пор, пока не начали слипаться отяжелевшие веки.

Наконец зевнул, отложил в сторону атлас и решил ложиться. Потягиваясь и предвкушая мирный сон под шум и стук дождя, перешел в спальню, разделся и лег.

Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо Анны Прохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово. Анне Прохоровой нужно было рвать зуб. Проплыл бесшумно фельдшер Демьян Лукич с блестящими щипцами в руках. В квартиру стучали. Роды у ей неблагополучные. Спички не загораются. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Иди, скажи, что я сейчас приду!

За дверью зашлепали шаги Аксиньи, и снова загремел засов. Сон соскочил мигом. Торопливо, дрожащими пальцами я зажег лампу и стал одеваться.

Половина двенадцатого… Что там такое у этой женщины с неблагополучными родами? Гм… Неправильное положение… узкий таз. Чего доброго, щипцы придется накладывать. Отослать ее разве прямо в город? Да немыслимо это! Хорошенький доктор, нечего сказать, скажут все! Да и права не имею так сделать. Нет, уж нужно делать самому. А что делать?

Черт его знает. Беда будет, если потеряюсь, перед акушерками срам. Впрочем, нужно сперва посмотреть, не стоит прежде времени волноваться… Я оделся, накинул пальто и, мысленно надеясь, что все обойдется благополучно, под дождем, по хлопающим досочкам побежал в больницу.

В полутьме у входа виднелась телега, лошадь стукнула копытом в гнилые доски. В больнице, несмотря на глухой час, было оживление и суета. В коридорчике, ведущем в родильное отделение, мимо меня прошмыгнула Аксинья с тазом. Я открыл дверь и вошел в родилку. Выбеленная небольшая комната была ярко освещена верхней лампой. Рядом с операционным столом на кровати, укрытая одеялом до подбородка, лежала молодая женщина.

Лицо ее было искажено болезненной гримасой, а намокшие пряди волос прилипли ко лбу. Анна Николаевна, с градусником в руках, приготовляла раствор в эсмарховской кружке, а вторая акушерка, Пелагея Ивановна, доставала из шкафика чистые простыни. Фельдшер, прислонившись к стене, стоял в позе Наполеона. Увидев меня, все встрепенулись. Роженица открыла глаза, заломила руки и вновь застонала жалобно и тяжко. Лицо ее было торжественно и серьезно. Пока стекала вода, смывая пену с покрасневших от щетки рук, я задавал Анне Николаевне незначительные вопросы, вроде того, давно ли привезли роженицу, откуда она… Рука Пелагеи Ивановны откинула одеяло, и я, присев на край кровати, тихонько касаясь, стал ощупывать вздувшийся живот.

Женщина стонала, вытягивалась, впивалась пальцами, комкала простыню. Собственно говоря, после того как опытная Анна Николаевна подсказала мне, в чем дело, исследование это было ни к чему не нужно. Сколько бы я ни исследовал, больше Анны Николаевны я все равно бы не узнал. Диагноз ее, конечно, был верный: поперечное положение. Диагноз налицо.

Ну, а дальше?.. Хмурясь, я продолжал ощупывать со всех сторон живот и искоса поглядывал на лица акушерок. Обе они были сосредоточенно серьезны, и в глазах их я прочитал одобрение моим действиям. Действительно, движения мои были уверены и правильны, а беспокойство свое я постарался спрятать как можно глубже и ничем его не проявлять.

Одобрение опять мелькнуло в глазах Анны Николаевны. Опять полилась вода. Увы, сделать это сейчас было невозможно. Да и чем бы помог мне в этот момент Додерляйн? Я смыл густую пену, смазал пальцы йодом. Зашуршала чистая простыня под руками Пелагеи Ивановны, и, склонившись к роженице, я стал осторожно и робко производить внутреннее исследование.

В памяти у меня невольно всплыла картина операционной в акушерской клинике. Ярко горящие электрические лампы в матовых шарах, блестящий плиточный пол, всюду сверкающие краны и приборы.

Хорошо, светло и безопасно. Но как ей нужно помогать, я не знаю, потому что вблизи роды видел только два раза в своей жизни в клинике, и те были совершенно нормальны. Сейчас я делаю исследование, но от этого не легче ни мне, ни роженице, я ровно ничего не понимаю и не могу прощупать там у нее внутри.

Старый, опытный врач покосился бы на нее за то, что она суется вперед со своими заключениями… Я же человек необидчивый… — Да, — многозначительно подтвердил я, — поворот на ножку. И перед глазами у меня замелькали страницы Додерляйна.

Поворот прямой… поворот комбинированный… поворот непрямой… Страницы, страницы… а на них рисунки. Таз, искривленные, сдавленные младенцы с огромными головами… свисающая ручка, на ней петля. И ведь недавно еще читал. И еще подчеркивал, внимательно вдумываясь в каждое слово, мысленно представляя себе соотношение частей и все приемы. И при чтении казалось, что весь текст отпечатывается навеки в мозгу.

А теперь только и всплывает из всего прочитанного одна фраза: …Поперечное положение есть абсолютно неблагоприятное положение. Что правда, то правда. Абсолютно неблагоприятное как для самой женщины, так и для врача, шесть месяцев тому назад окончившего университет. Лицо у Анны Николаевны оживилось. Прекрасно, что сказала, а то ведь я еще не был уверен, под наркозом ли делается операция!

Да, конечно, под наркозом — как же иначе! Я вытер руки, сиделка набросила мне на плечи пальто, и, не надевая его в рукава, я побежал домой. Дома в кабинете я зажег лампу и, забыв снять шапку, кинулся к книжному шкафу.

Вот он — Додерляйн. Я торопливо стал шелестеть глянцевитыми страничками. Дальше: …Совершенно воспрещается попытка проникнуть к ножкам вдоль спинки плода… Примем к сведению. Немного неопределенные, но какие внушительные слова! А что, если муж дульцевской женщины останется вдовцом? Я вытер испарину на лбу, собрался с силой и, минуя все эти страшные места, постарался запомнить только самое существенное: что, собственно, я должен делать, как и куда вводить руку.

Но, пробегая черные строчки, я все время наталкивался на новые страшные вещн. Они били в глаза. Чтение принесло свои плоды: в голове у меня все спуталось окончательно, и я мгновенно убедился, что я не понимаю ничего, и прежде всего, какой, собственно, поворот я буду делать: комбинированный, некомбинированный, прямой, непрямой!.. Я бросил Додерляйна и опустился в кресло, силясь привести в порядок разбегающиеся мысли… Потом глянул на часы. Оказывается, я уже двенадцать минут дома. А там ждут.

Я швырнул Додерляйна и побежал обратно в больницу. Там все уже было готово. Фельдшер стоял у столика, приготовляя на нем маску и склянку с хлороформом. Роженица уже лежала на операционном столе. Непрерывный стон разносился по больнице. Моченьки… Нет… Нет моей моченьки!.. Я не вытерплю! Сейчас понюхать тебе дадим… Ничего и не услышишь.

Тьма египетская (рассказ)

Произведение было написано в 1923 году, а опубликовано в 1925. Елена Тальберг , в девичестве Турбина — сестра Алексея и Николки, 24 лет. Бросает жену в Киеве, а сам вместе с немцами бежит из страны в Германию.

Краткое содержание «Зойкина квартира»

Вечера были совершенно свободны, и я посвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одиноким чаепитиям у тихо поющего самовара. Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно стучали по крыше, и хлестала под окном вода, стекая по желобу в кадку. На дворе была слякоть, туман, черная мгла, в которой тусклыми, расплывчатыми пятнами светились окна фельдшерского домика и керосиновый фонарь у ворот. В один из таких вечеров я сидел у себя в кабинете над атласом по топографической анатомии. Кругом была полная тишина, и только изредка грызня мышей в столовой за буфетом нарушала ее. Я читал до тех пор, пока не начали слипаться отяжелевшие веки. Наконец зевнул, отложил в сторону атлас и решил ложиться. Потягиваясь и предвкушая мирный сон под шум и стук дождя, перешел в спальню, разделся и лег. Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо Анны Прохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово.

ПОСМОТРИТЕ ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Михаил Булгаков Морфий. Записки юного врача.

«Записки юного врача»

Булгакова Морфий - ни что иное, как мир, показанный нам через восприятие врача. Главный герои повести - Бомгард, врач, от лица которого ведется повествование, и еще один враг, коллега, Сергей Поляков. Действие происходит в 1917 году, время смуты, революции, надежд и потерь. Повесть начинается с рассказа доктора Бомгарда, неожиданно переведенного с глухого участка без электричества в маленький городок с более оснащенной больницей.

В повести «Морфий» Михаил Булгаков предоставил читателю возможность увидеть мир глазами врача. Главными героями автор. Записки юного врача Булгаков в кратком изложении: краткое и полное содержание, сочинения, аудиокниги. Краткое содержание «Морфия» Булгакова на «Брифли» или любом другом сайте не дает полного представления о состоянии героя.

Зоя Денисовна Пельц, тридцатипятилетняя вдова, одевается перед зеркалом. К ней по делу приходит председатель домкома Аллилуя.

Краткое содержание Булгаков Морфий

Встречает его сторож Егорыч. Многие удивляются, насколько юн новый доктор. Согреваясь в кухне, герой знакомится с персоналом — фельдшером Демьяном Лукичом, акушерками Пелагеей Ивановной и Анной Николаевной. В больнице он видит огромную библиотеку и инструментарий, оставшийся от его предшественника Леопольда Леопольдовича. Вечером герой в одиночестве думает о том, что делать, если придется лечить то, что он не знает. Боится почти всего. Ночью привозят девушку, которая попала в молотилку льна.

Краткое содержание книги «Записки юного врача» по рассказам (М. А. Булгаков)

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Краткое содержание - Собачье сердце