Матренин двор краткое подробное содержание

Его отсутствие с начала войны растянулось на десяток лет. Спешить мужчине некуда, да и никто не ждет его. Рассказчик держит путь в русскую глубинку с лесами и полями, где можно обрести уединение и спокойствие. После долгих поисков он устраивается на работу учителем в селе Тальново, которое находится рядом с поселком со странным названием Торфопродукт. На местном базаре автор знакомится с женщиной, которая находит для него жилье.

Матренин двор

Рассказ ведется от первого лица. Главный герой становится квартирантом Матрены и рассказывает о ее удивительной судьбе. Главные герои Рассказчик — немолодой мужчина, отбывший строк в тюрьме и желающий тихой, спокойной жизни в русской глубинке. Поселился у Матрены и рассказывает о судьбе героини. Матрена — одинокая женщина лет шестидесяти. Живет одна в своей избе, часто болеет.

Матрёнин двор

Скачать полное произведение На сто восемьдесят четвертом километре от Москвы, по ветке, что ведет к Мурому и Казани, еще с добрых полгода после того все поезда замедляли свой ход почти как бы до ощупи. Пассажиры льнули к стеклам, выходили в тамбур: чинят пути, что ли? Из графика вышел? Пройдя переезд, поезд опять набирал скорость, пассажиры усаживались. Только машинисты знали и помнили, отчего это все. Ни в одной точке ее никто меня не ждал и не звал, потому что я задержался с возвратом годиков на десять.

Мне просто хотелось в среднюю полосу -- без жары, с лиственным рокотом леса. Мне хотелось затесаться и затеряться в самой нутряной России -- если такая где-то была, жила. За год до того по сю сторону Уральского хребта я мог наняться разве таскать носилки. Даже электриком на порядочное строительство меня бы не взяли. А меня тянуло -- учительствовать. Говорили мне знающие люди, что нечего и на билет тратиться, впустую проезжу. Но что-то начинало уже страгиваться.

Когда я поднялся по лестнице... Все же я подошел к окошечку робко, поклонился и попросил: -- Скажите, не нужны ли вам математики где-нибудь подальше от железной дороги? Я хочу поселиться там навсегда. Каждую букву в моих документах перещупали, походили из комнаты в комнату и куда-то звонили.

Тоже и для них редкость была -- все день просятся в город, да покрупней. И вдруг-таки дали мне местечко -- Высокое Поле. От одного названия веселела душа. Название не лгало. На взгорке между ложков, а потом других взгорков, цельно-обомкнутое лесом, с прудом и плотинкой, Высокое Поле было тем самым местом, где не обидно бы и жить и умереть.

Там я долго сидел в рощице на пне и думал, что от души бы хотел не нуждаться каждый день завтракать и обедать, только бы остаться здесь и ночами слушать, как ветви шуршат по крыше -- когда ниоткуда не слышно радио и все в мире молчит. Увы, там не пекли хлеба. Там не торговали ничем съестным. Вся деревня волокла снедь мешками из областного города. Я вернулся в отдел кадров и взмолился перед окошечком. Сперва и разговаривать со мной не хотели. Потом все ж походили из комнаты в комнату, позвонили, поскрипели и отпечатали мне в приказе: "Торфопродукт".

Ах, Тургенев не знал, что можно по-русски составить такое! На станции Торфопродукт, состарившемся временном серо-деревянном бараке, висела строгая надпись: "На поезд садиться только со стороны вокзала! А у кассы с тем же меланхолическим остроумием было навсегда вырезано ножом: "Билетов нет". Точный смысл этих добавлений я оценил позже. В Торфопродукт легко было приехать. Но не уехать. А и на этом месте стояли прежде и перестояли революцию дремучие, непрохожие леса. Потом их вырубили -- торфоразработчики и соседний колхоз.

Председатель его, Горшков, свел под корень изрядно гектаров леса и выгодно сбыл в Одесскую область, на том свой колхоз и возвысив. Меж торфяными низинами беспорядочно разбросался поселок -- однообразные худо штукатуренные бараки тридцатых годов и, с резьбой по фасаду, с остекленными верандами, домики пятидесятых. Но внутри этих домиков нельзя было увидеть перегородки, доходящей до потолка, так что не снять мне было комнаты с четырьмя настоящими стенами.

Над поселком дымила фабричная труба. Туда и сюда сквозь поселок проложена была узкоколейка, и паровозики, тоже густо-дымящие, пронзительно свистя, таскали по ней поезда с бурым торфом, торфяными плитами и брикетами. Без ошибки я мог предположить, что вечером над дверьми клуба будет надрываться радиола, а по улице пображивать пьяные -- не без того, да подпыривать друг друга ножами. Вот куда завела меня мечта о тихом уголке России.

А ведь там, откуда я приехал, мог я жить в глинобитной хатке, глядящей в пустыню. Там дул такой свежий ветер ночами и только звездный свод распахивался над головой. Мне не спалось на станционной скамье, и я чуть свет опять побрел по поселку. Теперь я увидел крохотный базарец. По рани единственная женщина стояла там, торгуя молоком. Я взял бутылку, стал пить тут же. Меня поразила ее речь. А дальше целый край идет деревень: Часлицы, Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово -- все поглуше, от железной дороги подале, к озерам.

Ветром успокоения потянуло на меня от этих названий. Они обещали мне кондовую Россию. И я попросил мою новую знакомую отвести меня после базара в Тальново и подыскать избу, где бы стать мне квартирантом. Я казался квартирантом выгодным: сверх платы сулила школа за меня еще машину торфа на зиму. По лицу женщины прошли заботы уже не умильные. У самой у нее места не было они с мужем воспитывали ее престарелую мать , оттого она повела меня к одним своим родным и еще к другим. Но и здесь не нашлось комнаты отдельной, было тесно и лопотно.

Так мы дошли до высыхающей подпруженной речушки с мостиком. Милей этого места мне не приглянулось во всей деревне; две-три ивы, избушка перекособоченная, а по пруду плавали утки, и выходили на берег гуси, отряхаясь. Дом Матрены стоял тут же, неподалеку, с четырьмя оконцами в ряд на холодную некрасную сторону, крытый щепою, на два ската и с украшенным под теремок чердачным окошком.

Дом не низкий -- восемнадцать венцов. Однако изгнивала щепа, посерели от старости бревна сруба и ворота, когда-то могучие, и проредилась их обвершка. Калитка была на запоре, но проводница моя не стала стучать, а просунула руку под низом и отвернула завертку -- нехитрую затею против скота и чужого человека. Дворик не был крыт, но в доме многое было под одной связью.

За входной дверью внутренние ступеньки поднимались на просторные мосты, высоко осененные крышей. Налево еще ступеньки вели вверх в горницу -- отдельный сруб без печи, и ступеньки вниз, в подклеть. А направо шла сама изба, с чердаком и подпольем. Строено было давно и добротно, на большую семью, а жила теперь одинокая женщина лет шестидесяти. Когда я вошел в избу, она лежала на русской печи, тут же, у входа, накрытая неопределенным темным тряпьем, таким бесценным в жизни рабочего человека.

Просторная изба и особенно лучшая приоконная ее часть была уставлена по табуреткам и лавкам -- горшками и кадками с фикусами. Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но живой толпой. Они разрослись привольно, забирая небогатый свет северной стороны.

В остатке света и к тому же за трубой кругловатое лицо хозяйки показалось мне желтым, больным. И по глазам ее замутненным можно было видеть, что болезнь измотала ее. Разговаривая со мной, она так и лежала на печи ничком, без подушки, головой к двери, а я стоял внизу. Она не проявила радости заполучить квартиранта, жаловалась на черный недуг, из приступа которого выходила сейчас: недуг налетал на нее не каждый месяц, но, налетев, --...

А избу бы не жалко, живите. И она перечисляла мне других хозяек, у кого будет мне покойней и угожей, и слала обойти их. Но я уже видел, что жребий мой был -- поселиться в этой темноватой избе с тусклым зеркалом, в которое совсем нельзя было смотреться, с двумя яркими рублевыми плакатами о книжной торговле и об урожае, повешенными на стене для красоты. Здесь было мне тем хорошо, что по бедности Матрена не держала радио, а по одиночеству не с кем было ей разговаривать.

Поладили о цене и о торфе, что школа привезет. Я только потом узнал, что год за годом, многие годы, ниоткуда не зарабатывала Матрена Васильевна ни рубля. Потому что пенсии ей не платили. Родные ей помогали мало. А в колхозе она работала не за деньги -- за палочки. За палочки трудодней в замусленной книжке учетчика. Так и поселился я у Матрены Васильевны. Комнаты мы не делили. Ее кровать была в дверном углу у печки, а я свою раскладушку развернул у окна и, оттесняя от света любимые Матренины фикусы, еще у одного окна поставил столик.

Электричество же в деревне было -- его еще в двадцатые годы подтянули от Шатуры. В газетах писали тогда "лампочки Ильича", а мужики, глаза тараща, говорили: "Царь Огонь! Кроме Матрены и меня, жили в избе еще -- кошка, мыши и тараканы. Кошка была немолода, а главное -- колченога. Она из жалости была Матреной подобрана и прижилась. Хотя она и ходила на четырех ногах, но сильно прихрамывала: одну ногу она берегла, больная была нога. Когда кошка прыгала с печи на пол, звук касания ее о пол не был кошаче-мягок, как у всех, а -- сильный одновременный удар трех ног: туп!

Это она три ноги подставляла разом, чтоб уберечь четвертую.

Краткое содержание Матренин двор кратко и по главам (Солженицын) для читательского дневника

Он смог найти жильё в Тальново, в доме Матрёны Васильевны. Женщина была больна после долгих лет работы в колхозе, но всё же приютила его. Она пожаловалась ему, что никак не может оформить пенсию, требуют бумажки, которых она не может достать. Вскоре он узнал, что в молодости она должна была выйти замуж на Фаддея, но тот, попав в плен, отсутствовал три года.

Матренин двор [1/3]

Благодаря новым веяниям, недавнему зэку не отказывают теперь стать школьным учителей во владимирской деревне Мильцево в рассказе - Тальново. Солженицын поселяется в избе местной жительницы Матрены Васильевны — женщины лет шестидесяти, часто болеющей. У Матрены нет ни мужа, ни детей. Ее одиночество скрашивают лишь уставленные повсюду в доме фикусы, да подобранная из жалости колченогая кошка. Описание дома Матрены. С теплой, лиричной симпатией А. Солженицын описывает нелегкую жизнь Матрены. Многие годы у нее нет ни рубля заработка. Вышедший после смерти Сталина закон наконец дает ей право добиваться пенсии, но и то не за себя, а за потерю пропавшего без вести на фронте мужа.

«Матрёнин двор», краткое содержание по главам рассказа Солженицына

Скачать полное произведение На сто восемьдесят четвертом километре от Москвы, по ветке, что ведет к Мурому и Казани, еще с добрых полгода после того все поезда замедляли свой ход почти как бы до ощупи. Пассажиры льнули к стеклам, выходили в тамбур: чинят пути, что ли? Из графика вышел? Пройдя переезд, поезд опять набирал скорость, пассажиры усаживались.

На сто восемьдесят четвертом километре от Москвы по Рязанской железной дороге “с добрых полгода после того поезда замедляли ход, почти как бы. На сто восемьдесят четвертом километре от Москвы, по ветке, что ведет к Мурому и Казани, еще с добрых полгода после того все поезда замедляли. Краткое содержание рассказа А. Солженицына "Матренин двор": нелёгкая и трагическая судьба незаметной сельской праведницы, без которых не.

Пассажиры льнули к окнам, желая видеть причину, о которой знали только машинисты. Теперь же он несмело вошел во Владимирское облоно и поинтересовался, нужны ли учителя математики в самой глубинке?

Краткое содержание Матрёнин двор, Солженицын читать

.

Краткое содержание «Матренин двор»

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: Краткое содержание - Матренин двор