О чем рассказ царь рыба

Был он старшим братом Командора и как к брату, так и ко всем остальным чушанцам относился с некой долей снисходительности и превосходства, которого, впрочем, не выказывал, от людей не отворачивался, напротив, ко всем был внимателен, любому приходил на помощь, если таковая требовалась, и, конечно, не уподоблялся брату, при дележе добычи не крохоборничал. Правда, ему и делиться не надо было. Он везде и всюду обходился своими силами, но был родом здешний — сибиряк — и природой самой приучен почитать "опчество", считаться с ним, не раздражать его, однако шапку при этом лишка не ломать, или, как здесь объясняются, не давать себе на ноги топор ронить. Работал он на местной пилораме наладчиком пил и станков, однако все люди подряд, что на производстве, что в поселке, единодушно именовали его механиком. И был он посноровистей иного механика, любил поковыряться в новой технике, особенно в незнакомой, дабы постигнуть ее существо.

Краткое содержание «Царь-рыба»

Астафьев В. Анализ рассказа Царь-рыба. В рассказ "Царь-рыба", с моей точки зрения, поднимается очень сложный и важный психологический вопрос, заключающийся в отношении между индивидуумом и обществом. В роли первого здесь выступает Игнатьич, а в роли второго - жители его родного поселка Чуш. Игнатьич - это мастер на все руки, готовый прийти на помощь любому и ничего не требующий за это, хороший хозяин, умелый механик, и истинный рыбак.

«Царь-рыба»: главные герои повести В. П. Астафьева

Часть первая[ править ] Однажды увидел Коля собаку — остановилась в отдалении, белая с серым крапом на ногах, ждёт, приветно хвостом пошевеливает. Знакомая собака, очень. Коля вытер со лба пот, хотел перекреститься — не знает, с какого места начинать. Больше всего он опасался повстречать шаманку. Бродит шаманка по тундре давно, в белой парке из выпоротков, в белой заячьей шапочке, в белых мохнатых рукавичках.

За нею белый олень с серебряными рогами следует по пятам, головой покачивает, шаркунцами позвякивает. Шаманка жениха ищет, плачет ночами, воет, зовёт жениха и никак не дозовётся, потому и чарует любого встречного мужика. Чтобы жених не дознался о грехах её сладострастных, до смерти замучив мужика ласками, шаманка зарывает его в снег. К человеческому жилью близко шаманка не подходит, боится тепла. Сердце её тундрой , мёрзлой землей рождено, оледенелое сердце может растаять.

Тайга темнела, кедрач подступил вплотную, местами почти смыкаясь над речкой. Вода делалась шумной, по обмыскам и от весны оставшимся проточинам росла непролазная смородина , зелёный дедюльник, пучки- борщевники с комом багрово-синей килы на вершине вот-вот собирались раскрыться светлыми зонтами.

На смену им шла живучая трава криводёнка, вострился сгармошенными листьями кукольник. Населяя зеленью приречные низины, лога, обмыски, проникая в тень хвойников , под которыми доцветала брусника , седьмичник, заячья капуста и вонючий болотный болиголов , всегда припаздывающее здесь лето трудно пробиралось по Опарихе в гущу лесов , оглушённых зимними морозами и снегом. Брат доживал последние дни. Муки его были так тяжелы, что мужество и терпение начали ему изменять.

Он решил застрелиться, приготовил пулю, зарядил патрон в ружьё и только ждал момента. Мы почувствовали неладное, разрядили ружьё и спрятали его на чердак. Наркотики , только наркотики, погружающие больного в тупое полузабытьё, чуть избавляли его от страдания. Но где же найти наркотики в богоспасаемом посёлке Чуш? Ночью, продираясь сквозь собачий лай и храп, вырывая себя, будто гвоздь из заплота, из пьяных рук охального мужичья и резвящихся парней, пробиралась в дом брата больничная сестра с бережно хранимым шприцем.

Я убил его! Вокруг посёлка за речкой, в устье, разжульканном гусеницами, раскинулся, точнее сказать, присоседился к широкой поляне, заросшей курослепом , сурепкой и одуванчиками , чушанский аэродром с деревянным строением, нехитрым прибором да двумя рядками фонарей-столбиков.

На аэродроме паслись коровы , телята, кони , и когда наш самолётик, зайдя с Енисея, начал снижаться, целясь носом меж посадочными знаками, едва видными из травы , впереди самолёта долго бежал парнишка в раздувающейся малиновой рубашонке и сгонял хворостиной с посадочной полосы пегую корову , неуклюже, тяжело переваливающую вымя.

Казалось, самолёт вот-вот настигнет корову, торнет её под норовисто поднятый хвост, но всё закончилось благополучно; и парнишка, и корова, и пилоты, должно быть, привыкли ко всему тут и как бы даже поиграли немножко, позабавлялись. В одном месте, под выстелившимся ивняком , заметил лужицу. Мне показалось, она покрыта плесневелой водой. Я наступил, провалился и упал — комар плотной завесой стоял, именно стоял в заветерье, не тот долгодумный российский комар , что сперва напоётся, накружится, затем лениво примется тебя кушать.

Нет, этот, северный, сухобрюхий, глазу почти не заметный зверина набрасывается сразу, впивается без музыки во что придётся, валит сохатого, доводит до отчаяния человека. В этих краях существовала когда-то самая страшная казнь — привязывать преступника , чаще богоотступника , в тайге — на съедение гнусу. Натаскивал Грохотало покойный Кузьма Куклин, знаменитый на всю округу хитрован.

Был Куклин хилогруд, маялся животом, с похмелья харкал кровью и потому в помощники выбирал парней здоровых и выпустил из-под крыла своего в полёт не одного наторевшего в речном разбое удальца. Само собой, Куклин не был тятей питомцам и сноровку не торопился передавать, наоборот, затягивал всячески обучение, норовил обделить в добыче. Чего не жалел мастер , так это матюков. Большую часть отпущенных природой матюков Куклин всадил в Грохотало, отвёл душу.

Но всё вынес Грохотало и рыбачить выучился. Он перестал узнавать Куклина сразу, как только отделился от него. Царь-рыба попадается раз в жизни, да и то не всякому Якову.

Дамке отродясь не попадала и не попадётся — он по реке-то не рыбачит, сорит удами... Игнатьич вздрогнул, нечаянно произнеся, пусть и про себя, роковые слова — больно уж много всякой всячины наслушался он про царь-рыбу, хотел её, богоданную, сказочную , конечно, увидеть, изловить, но и робел. Дедушко говаривал: лучше отпустить её, незаметно так, нечаянно будто отпустить, перекреститься и жить дальше, снова думать об ней, искать её.

Но раз произнеслось, вырвалось слово , значит, так тому и быть, значит, брать за жабры осетрину, и весь разговор! Препоны разорвались, в голове, в сердце твёрдость — мало ли чего плели ранешные люди, знахари всякие и дед тот же — жили в лесу , молились колесу... Рыба перевернулась на живот, нащупала вздыбленным гребнем струю, взбурлила хвостом, толкнулась об воду, и отодрала бы она человека от лодки, с ногтями, с кожей отодрала бы, да лопнуло сразу несколько крючков.

Ещё и ещё била рыба хвостом, пока не снялась с самолова, изорвав своё тело в клочья, унося в нём десятки смертельных уд. Яростная, тяжко раненная, но не укрощённая, она грохнулась где-то уже в невидимости, плеснулась в холодной заверти, буйство охватило освободившуюся, волшебную царь-рыбу. Поживи сколько можешь! Я про тебя никому не скажу! Телу — оттого, что рыба не тянула вниз, не висела на нём сутунком, душе — от какого-то, ещё не постигнутого умом, освобождения.

Меж низких бугорков и по закраинам кладбища путалась, извивалась мелколистная карликовая берёзка , таловый стланик, зимами у этих зарослей кормилась куропатка. Акимка ставил силки, и попавшие в петлю птицы громко колотились о фанерные с надписями дощечки от ящиков из-под папирос , пряников , вермишели.

Летами по кладбищу высыпала сильная морошка, будто рыба какая, заплыв сюда в половодье , вымётывала комочки жёлтой икры; продолговатая, в ноготь величиной, голубика зазря осыпалась на могилы , Ягоды на свежеземье вызревали раньше, чем во всей округе.

Что-то даже ныло и остро кололось в серёдке. Но скоро он ввязался в домашнюю работу и про смерть забыл. После без страха кормился ягодами с кладбища вместе с поселковыми собаками. Мать пугала Акимку, страсти ему всякие про кладбище сказывала, но парнишка ничего уж не боялся, он и братишек с сестрёнками таскал за собой на кладбище.

Детям так полюбилось чистое, всхолмленное место, что они выводком паслись здесь, ползая меж могил до поздней осени, до первых стуж. Теперь надобности в нас нету… Большими алыми погремками цвели в Казачинских порогах бакена-автоматы. Осиротела, задичала деревушка на правом берегу, пустеет и Подпорожная, на левом. Не раз, не два за ночь из тёплого избяного уюта отчалит бакенщик в ревущую бездну ночи, к погасшему сигнальному огню, и светились они во тьме, в дождь и в непогоду, в снежном заволоке и при ураганной дуроверти.

Помня ещё старенькие, ламповые, бакены, я дивился вслух искусству и мужеству здешних речников. Это он сделал опустошительное нашествие на сибирские леса сначала в Алтайском крае, затем перешёл, точнее, хлынул широкой, мутной рекою к Саянам , оставляя за собою голую, обескровленную землю, — поезда буксовали, когда гнойно прорвавшийся нарыв лесной заразы плыл через железнодорожную сибирскую магистраль.

Усталый, понёсший утраты в пути паразит затаился в Саянах по распадкам малых речек, незаметно развешивал паутинные мешочки на побегах черемух , смородины , на всём, что было помягче, послаще и давалось ослабевшим от безработицы пилкам челюстей. В мешочках копошились, свивались, слепо тыкались друг в дружку, перетирая свежий побег, зелёненькие, с виду безобидные червячки.

Подросши, они в клочья пластали паутинное гнездо и уже самостоятельно передвигались по стволу, бойко подтягивая к голове зад, и там, где неуклюже, инвалидно вроде бы проходил, извиваясь, гад, деревце делалось немым, обугленным. На одной стороне скалы, на той, что страницей открыта в глубь материка, древним ли художником , силами ль природы , вырисовано лицо человека — носатое, двуглазое, со сжатым кривым ртом: когда проходишь близко, оно плаксиво, а как отдалишься — ухмыляется, подмигивает, живём, дескать, творим, ребята!..

Анализ «Царь-рыба» Астафьев

Часть первая[ править ] Однажды увидел Коля собаку — остановилась в отдалении, белая с серым крапом на ногах, ждёт, приветно хвостом пошевеливает. Знакомая собака, очень. Коля вытер со лба пот, хотел перекреститься — не знает, с какого места начинать. Больше всего он опасался повстречать шаманку.

Анализ рассказа Царь-рыба.

Центральные персонажи литературного творения Виктора Астафьева Герои, которых описывает автор, живут в лоне природы. Но это отчасти справедливо: в природе находятся их тела, но души не пребывают в гармонии с естественностью среды обитания. Писатель создает правдоподобные образы жителей сибирских мест. Сибиряки выросли в объятиях природы, но не находятся с ней в согласии. Рыбаки эксплуатируют природу. Литературный критик мог бы сказать, что тематика повести — экологическая. Главный герой мастерски разбирается в технических вопросах, Зиновий — уважаемый человек в селе. Соседи считают Зиновия правильным и нравственным, а потому ценят мужчину.

Краткое содержание Астафьев Царь рыба

Его проблематика особенно актуальна своей экологической направленностью. Только после знакомства с личностью писателя и его литературными принципами можно проводить полный анализ произведения, с которым вы можете познакомиться в нашей статье. Краткий анализ Год написания -1976 год. История создания — тяжёлая кропотливая работа по реализации замысла автора о варварском отношении человека к природе и его нравственной ответственности перед ней. Тема — ответственность человека перед природой, потребительское отношение к окружающему живому миру и нравственное опустошение человека.

Повествование в рассказах «Царь-рыба» и одноименный рассказ написаны В. П. Астафьевым в году. Впервые «Царь-рыба» была опубликована в. Краткое содержание Астафьев Царь рыба. Pыбака Игнатьича односельчане уважали за его ум и готовность всем помочь, однако отмечали отсутствие. «Царь-рыба»: главные герои повести В. П. Астафьева Игнатьич; Глаша; Младший брат Зиновия; Царь-рыба; Идея царь-рыбы . рассказа “​Васюткино озеро” Астафьева: краткий пересказ, рассказ в сокращении.

.

.

.

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: АУДИОКНИГА - Астафьев Виктор, Царь-рыба