Колымские рассказы ночью

Шаламов - Колымские рассказы Краткое содержание Колымские рассказы Шаламова для читательского дневника Шаламов Варлам Тихонович родился в Вологде в поповской семье. Окончив школу и поступив в Московский университет, Шаламов активно пишет поэтические произведения, работает в литературных кружках. За участие в митинге против вождя народов был осужден на три года, после освобождения ещё несколько раз подвергался лишению свободы. На представку В этом рассказе речь идёт о карточной игре, где играют двое блатных. Один из них проигрывается и просит играть в долг, что было не обязательным, но Севочке не хотелось лишать проигравшего блатаря последнего шанса отыграться, и он соглашается. Поставить на кон нечего, но вошедший в раж игрок уже не в силах остановиться, он взглядом выбирает одного из осужденных, оказавшегося здесь случайно, и требует снять свитер. Попавший под горячую руку заключённый отказывается.

Шаламов Варлам - Колымские рассказы - Ночью (чит. Вениамин Смехов) 1956

Эти рассказы оставляют крайне тяжелое впечатление ужаса от того, что так действительно выживали люди. Главные темы произведений: лагерный быт, ломка характера заключенных. Все они обреченно ждали неминуемой смерти, не питая надежд, не вступая в борьбу. Голод и его судорожное насыщение, измождение, мучительное умирание, медленное и почти столь же мучительное выздоровление, нравственное унижение и нравственная деградация — вот что находится постоянно в центре внимания писателя. Все герои несчастны, их судьбы безжалостно сломаны. Язык произведения прост, незатейлив, не украшен средствами выразительности, что создает ощущение правдивого рассказа обычного человека, одного из многих, кто переживал все это. Морально-этические принципы стерлись, уступили место принципам выживания: герои продадут белье, купят немного хлеба или даже табака.

Пожалуйста, подождите пару секунд, идет перенаправление на сайт...

Шаламова Первую книгу колымских рассказов В. Сначала вперед выходит один, а за ним утаптывают путь пять-шесть человек, каждый из которых время от времени становится первопроходцем. Из идущих по следу каждый, даже самый маленький, самый слабый, должен ступить на кусочек снежной целины, а не в чужой след. Обращаясь к своему читателю, Шаламов демонстративно отталкивается от Пушкина. Об этом он прямо свидетельствовал не единожды, но наиболее развернуто — в письме к О.

Пушкинская формула была заменена подробным описательным нравоучительным романом, смерть которого мы наблюдаем в наши дни... Статья написана специально для настоящего издания. Эти принципы давно подвергаются сомнению. Проза Белого, Ремизова была восстанием против толстовских канонов. Но нужно было пройти войнам и революциям, Хиросиме и концлагерям немецким и советским, чтобы стало ясно, что самая мысль о выдуманных людях раздражает любого читателя. Только правда, ничего кроме правды.

Документ становится во главу угла искусства. Даже современного театра нет без документа. Должна быть создана проза, выстраданная как документ. Эта проза — в своей лаконичности, жесткости тона, отбрасывании всех и всяческих побрякушек есть возвращение через сто лет к Пушкинскому знамени. Обогащенная опытом Хиросимы, Освенцима и Колымы, русская проза возвращается к пушкинским заветам, об утрате которых с такой тревогой говорил в своей речи Достоевский.

В них Пушкин ориентировался не на исповеди с их установкой на подробный психологический анализ собственных переживаний, а на мемуары, утвердившиеся во французской литературе на рубеже XVIII-XIX вв. Но и они содержат воспоминания бывалых людей о поразивших их воображение событиях. Это, в сущности, провинциальные анекдоты — фиксация в молве необычных случаев жизни. Нельзя не заметить, однако, что эпохальные события пожар Москвы, окончание войны с Наполеоном, битва при Скулянах в белкинских побасенках время от времени все же упоминаются — но всегда на периферии сюжетов, с большой историей если и соприкасающихся, то совершенно случайно, но тем не менее внятно вмонтированных в историческую раму.

Шаламову суждено было стать не просто свидетелем, но и жертвой произвола, творившегося на протяжении многих лет и скрытого от внешнего мира на протяжении десятилетий. Пласт жизни, явленный колымскими рассказами, настолько экстремален и страшен, что при первом впечатлении предстает экзотикой, шокирующим бытовизмом. Предметом рассказов становится рутина лагерной жизни, которая обрекла миллионы людей на непосильный труд и голод и выступает потусторонней изнанкой нормальной жизни.

Это, в сущности, колымская баллада, таинственная и страшная. Двое изможденных каторжан пробираются после голодного ужина в сопки.

Он дотронулся до человеческого пальца. Большой палец ступни выглядывал из камней — на лунном свету он был отлично виден. Палец был не похож на пальцы Глебова или Багрецова, но не тем, что был безжизненным и окоченелым.

Ногти на этом мертвом пальце были острижены, сам он был полнее и мягче глебовского... Они разогнули мертвецу руки и стащили рубашку. Стащили и кальсоны. Эти художественные детали стоят пространных описаний.

Добротное белье, которое в зоне можно променять на хлеб и табак, на мертвеце недаром: он из иного нормального мира. Тело его еще не высохло от непосильного труда, голода и мороза. Бросили его в неглубокую из-за вечной мерзлоты колымскую могилу, вероятно, конвоиры, предварительно позаимствовав верхнюю одежду.

К счастью, доходягам кое-что все же осталось... Все казалось по-своему настоящим, но не тем, что днем. И фамилия автора цитаты... Труд был чем угодно, только не делом славы. Составители сборника были сосланы в Сибирь. Что было с людьми, поднявшими цитату о труде на ворота лагерных зон всего Советского Союза?.. Андреев вежливо слушал. Сообщение звучало так, как известие о войне в Парагвае или в Боливии.

Какое до этого дело Андрееву? О том, что белому американскому хлебу скоро конец, говорили еще в прошлом году после Курской дуги...

Черняшка будет скоро, черняшка. Черный хлеб. У колымских узников, как говорится, свои проблемы. События в этих рассказах связаны с повседневным сопротивлением заключенных лагерной системе, обрекающей их на мучительную смерть. Казалось бы, доходяги способны лишь на саботаж, вплоть до членовредительства и самоубийства. В рассказ должны быть введены, подсажены детали — необычные новые подробности, описания по-новому.

Само собой новизна, верность, точность этих подробностей заставит поверить в рассказ, во все остальное не как в информацию, а как в открытую сердечную рану. Но роль их гораздо больше в новой прозе. Надо ли напоминать, что их однофамильцев-маршалов официальная пресса особенно часто упоминала: одного — именно в начале, а другого — в конце Отечественной войны? Вот такими, тщательно отобранными деталями взрывается документально точный, аскетичный тон шаламовского повествования.

В обрисовке характеров своих героев Шаламов также следует пушкинским заветам. Судьбу человека определяет власть обстоятельств. Возмужание пушкинских героев происходит стремительно.

Таков недавний недоросль Петруша Гринев, в суровых испытаниях противоборствующий мужественно и с честью. Такова деревенская барышня Татьяна, ставшая в короткий срок светской дамою, законодательницей мод.

Можно заметить, что эта закономерность в пушкинском художественном мире, как правило, действует, так сказать, с положительным знаком. В прозе Шаламова показаны следствия роковой власти государства, отчужденного от народа, обладающего немыслимой в прошлом веке неправедной силой.

Обыкновенный удел персонажей Шаламова — обреченность: это, как правило, люди с призрачной биографией, перечеркнутой в одночасье приговором Особой комиссии. Следуя методу художественного документализма, писатель обычно называет фамилии своих бесчисленных персонажей — не обязательно, конечно, подлинные фамилии9, — и, как правило, бывшие, докаторжные должности видные деятели Коминтерна, наркомы и секретари обкомов, военачальники, профессора, следователи и т.

Да и было ли такое время? Слишком часто тот мир за горами, за морями казался ему каким-то сном, выдумкой. Реальной была минута, час, день от подъема до отбоя — дальше он не заглядывал и не находил в себе сил заглядывать. Как и все. Он не знал прошлого тех людей, которые его окружали, и не интересовался им.

При всем многообразии социальных типов, запечатленных в колымских рассказах, нельзя не заметить, что с наибольшей болью Шаламов следит за каторжными судьбами интеллигенции. В знаменитой речи Достоевского Шаламов в письме к О. У самых талантливых из них...

Двадцатый век своими испытаниями дал горькое право русскому писателю прочувствовать, подобно Анне Ахматовой: Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, — Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был11.

Я знаю, что это такое. Пусть аферисты и дельцы не поют, что интеллигенция перед кем-то виновата. Интеллигенция ни перед кем не виновата. Дело обстоит как раз наоборот. Второе — не менее существенное — то, что рассказы эти показывают человека в исключительных обстоятельствах, когда все отрицательное [нрзб] обнажено безгранично, с новостями весьма примечательного отрицательного рода. Человек в глубине души несет дурное начало, а доброе проясняется не на самом дне, а гораздо дальше.

Вот этот-то зёв — и [нрзб]13 и Освенцим, и Колыма — есть опыт 20-го столетия, и я в силах этот опыт закрепить и показать. Я летописец собственной души, не более. Можно ли писать, чтобы чего-то не было злого и для того, чтобы не повторилось. Тревога эта была знакома уже пушкинской эпохе, получила, в частности, отражение в стихотворении Е.

Внешне это бытовая зарисовка о не состоявшейся в лагерной больнице шахматной игре. Рассказчик, расставляющий фигуры, слепленные из тюремного хлеба, узнает историю создания этих шахмат руками скульптора Кулагина, ушедшего в колымское небытие и перед смертью в припадке безумия, вызванного голодом, попытавшегося съесть всю партию.

Впрочем, проглочены были только белая ладья и голова черного ферзя. Во время вскрытия это можно было сделать. И голову ферзя тоже... Поэтому эта игра, эта партия без двух фигур. Ваш ход, маэстро. Но за бытом проступает несколько символических планов. Польские жолнеры и казаки окружали высокую фигуру Первого Самозванца — короля белых. У белого ферзя были резкие, энергичные черты Марины Мнишек.

Гетман Сапега и Радзивилл стояли на доске как офицеры Самозванца. Черные стояли на доске как в монашеской одежде — митрополит Филарет возглавлял их. Пересвет и Ослабя в латах поверх иноческих ряс держали короткие обнаженные мечи. Это заставляет внимательнее взглянуть на другие исторические лица и обнаружить обобщенность трактовки российского Смутного времени.

Филарет в миру Федор Никитич Романов тоже никакого отношения к отпору осады Лавры 1608-1610 не имел: он был в 1605 г. Филарет долгое время был сторонником избрания на российский престол представителя иностранной династии, но после долгих жизненных перипетий в 1619 г.

Колымские рассказы

Познакомить учащихся с жизнью и творчеством В. Вызвать желание знать историю нашей страны и читать произведения на эту тему Оборудование: Портреты В. Шаламова Рассказы В.

Краткое содержание Колымские рассказы Шаламова для читательского дневника

Шаламова Первую книгу колымских рассказов В. Сначала вперед выходит один, а за ним утаптывают путь пять-шесть человек, каждый из которых время от времени становится первопроходцем. Из идущих по следу каждый, даже самый маленький, самый слабый, должен ступить на кусочек снежной целины, а не в чужой след. Обращаясь к своему читателю, Шаламов демонстративно отталкивается от Пушкина. Об этом он прямо свидетельствовал не единожды, но наиболее развернуто — в письме к О. Пушкинская формула была заменена подробным описательным нравоучительным романом, смерть которого мы наблюдаем в наши дни... Статья написана специально для настоящего издания.

Вы точно человек?

Наш сайт подключен к Orphus. Аутентичная электронная публикация рукописей В. Назад Содержание Вперёд Ночью Ужин кончился. Глебов неторопливо вылизал миску, тщательно сгреб со стола хлебные крошки в левую ладонь и, поднеся ее ко рту, бережно слизал крошки с ладони. Не глотая, он ощущал, как слюна во рту густо и жадно обволакивает крошечный комочек хлеба.

Читать бесплатно онлайн книгу «Ночью» полностью, автор Варлам Шаламов ISBN: , в электронной библиотеке Колымские рассказы. «Колымские рассказы» — первый сборник рассказов Варлама Шаламова, в котором . По снегу · На представку · Ночью · Плотники · Одиночный замер. Колымские рассказы г. Колымские рассказы (книга первая) г. Варлам Шаламов. Колымские рассказы г. Колымские рассказы г.

.

Шаламов Варлам - Колымские рассказы - Ночью

.

Варлам Шаламов «Ночью»

.

Шаламов Варлам - Колымские рассказы

.

.

.

ВИДЕО ПО ТЕМЕ: czech-gm.ru Шаламов.