Комментарии: 8, последний от 02/09/ "Евгений Онегин" (Окончание). Виссарион Белинский Статьи и рецензии Редакция В. И. Кулешова: Велик подвиг Пушкина, что он первый в своем выключен автором из этой поэмы и особенно напечатан в IX томе собрания его сочинений (стр. Белинский о романе Пушкина (статьи 8 и 9). О романе в точки зрения “Евгений Онегин” есть поэма историческая в полном смысле слова, хотя в числе.
Главная заслуга романа в его народности. Это первая истинно-национальная поэма и заслуга в этом принадлежит большому таланту поэта. Везде и всюду изображен русский помещик, коим и был сам Пушкин. В этом сословии выразился наибольший прогресс общества, и это наиболее полно выражено в главных героях. Онегин — светский человек.
Белинский о романе Пушкина «Евгений Онегин»
Цели: Познавательная — познакомить учащихся с критическими статьями В. Способствовать развитию логического мышления путем проблемных вопросов, развивать интерес к урокам литературы. Воспитательная — вызвать интерес к внимательному чтению произведений Пушкина и к его эпохе. Оборудование: статьи В. Белинского, роман А. Сообщение темы, цели урока.Критика В. Белинского: роман "Евгений Онегин" (А. С. Пушкин)
Дмитриев так выразил свое удивление к Хераскову в этой надписи к его портрету: Пускай от зависти сердца зоилов ноют; Хераскову они вреда не принесут: Владимир, Иоанн щитом его покроют И в храм бессмертья проведут. Мы увидим ниже, как долго еще продолжалось мистическое уважение к творцу "Россиады" и "Владимира", несмотря на сильные восстания против его авторитета некоторых дерзких умов: оно совершенно окончилось только при появлении Пушкина.
Причина этого мистического уважения к Хераскову заключается в реторическом направлении, глубоко охватившем нашу литературу. Замечательно предисловие автора к первой из них: Мне советовали переложить сие сочинение стихами, дабы вид эпической поэмы оно прияло.
Надеюсь, могут читатели поверить мне, что я в состоянии был издать сие сочинение стихами; но я не поэму писал, а хотел сочинить простую токмо повесть, которая для стихословия не есть удобна.
Кому известны пиитические правила, тот при чтении сей книги почувствует, для чего но стихами она писана. Далее Херасков восстает против мнения Тредиаковского, утверждавшего, что поэмы должны писаться без рифм и что "Телеман" именно потому не ниже "Илиады", "Одиссеи" и "Энеиды" и выше всех других поэм, что писан без рифм. Детское простодушие этих мнений и споров лучше всего показывает, как далеки были словесники того времени от истинного понятия о поэзии, и до какой степени видели они в ней одну реторику.
В "Полидоре" особенно замечательно внезапное обращение Хераскова к русским писателям. Имена их означены только заглавными буквами - характерическая черта того времени, чрезвычайно скрупулезного в деле печати. Но мы выпишем их имена вполне, кроме тех, которые трудно угадать. Такова есть сила песнословия, что боги сами восхищаются привлекательным муз пением, муз небесных, пиршества их на холмистом Олимпе сопровождающих; - и кто не восхитится стройностию лир приятных?
Может ли чувствительная душа, может ли в восторг не прийти, внимая громкому и важному пению наперсника муз, парящего Ломоносова?
Может ли кто не плениться нежными и приятными творениями С? Я пою в моем отечестве и пиитов российских исчисляю; мне они путь к горе парнасской проложили; светом их озаряемый, воспел я российских древних Царей и героев; воспел Бедный Херасков! Странно, однако, что отзыв Новикова о Хераскове сделан в довольно умеренных выражениях: Вообще сочинения его весьма много похваляются; а особливо трагедия "Борислав", оды, песни, обе поэмы, все его сатирические сочинения и "Нума Помпилий" приносят ему великую честь и похвалу.
Стихотворство его чисто и приятно, слог текущ и тверд, изображении сильны и свободны; его оды наполнены стихотворческого огня, сатирические сочинения остроты и приятных замыслов, а "Нума Помпилий" философических рассуждений; и он по справедливости почитается в числе лучших наших стихотворцов и заслуживает великую похвалу стр.
Петров считался громким лириком и остроумным сатириком. Трудно вообразить себе что-нибудь жестче, грубее и напыщеннее дебелой лиры этого семинарского певца. Воде его "На победу российского флота над турецким" много той напыщенной высокопарности, которая почиталась в то время лирическим восторгом и пиитическим парением.
И потому эта ода особенно восхищала современников. И действительно, она лучше всего прочего, написанного Петровым, потому что все прочее из рук вон плохо. Грубость вкуса и площадность выражений составляют характер даже нежных его стихотворений, в которых он воспевал живую жену и умершего сына своего.
Но такова сила предания: Каченовский еще в 1813 году, когда Петрова давно уже не было на свете, восхвалял его в своем "Вестнике Европы"! Странно, что в "Опыте исторического словаря о российских писателях" Новиков холодно и даже насмешливо, а потому и весьма справедливо, отозвался о Петрове: Вообще о сочинениях его сказать можно, что он напрягается идти по следам российского лирика; и хотя некоторые и называют уже его вторым Ломоносовым, но для сего сравнения надлежит ожидать важного какого-нибудь сочинения, и после того заключительно сказать, будет ли он вторый Ломоносов или останется только Петровым и будет иметь честь слыть подражателем Ломоносова стр.
Этот отзыв взбесил Петрова, и он ответил сатирою на "Словарь", которая может служить образцом его сатирического остроумия:... Я шлюсь на Словаря, В нем имя ты мое найдешь без фонаря; Смотри-тко, тамо я как солнышко блистаю, На самой маковке Парнаса провитаю! То правда, косна желвь там сделана орлом, Кокушка лебедем, ворона соколом; Пожалованы все в искусники глубоки; Коль верить Словарю, то сколько есть дворов, Столь много на Руси великих авторов; Там подлой на ряду с писцом стоит алырщик,........................................................
С баклагой сбитенщик и водолив с бадьей; А все то авторы, все мужи имениты, Да были до сих пор оплошностью забыты: Теперь свет умному обязан молодцу, Что полну их имен составил памятцу; В дни древни, в старину жил, был-де царь Ватуто, Он был, да жил да был, и сказка-то вся туто. Такой-то в эдаком писатель жил году, Ни строчки на своем не издал он роду; При всем том слог имел, поверьте, молодецкой; Знал греческой язык, китайской и турецкой.
Тот умных столько-то наткал проповедей: Да их в печати нет. Слог пылок у сего и разум так летуч, Как молния в эфир сверкающа из туч. Сей первый издал в свет шутливую пиесу, По точным правилам и хохота по весу. Сей надпись начертал, а этот патерик; В том разума был пуд, а в этом четверик. Тот истину хранил, чтил сердцем добродетель, Друзьям был верный друг и бедным благодетель; В великом теле дух великой же имел И, видя смерть в глазах, был мужествен и смел. Словарник знает все, в ком ум глубок, в ком мелок, Кто с ним ватажился, был друг ему и брат, Во святцах тот его не меньше как Сократ.
О други, что своим дивитеся работам, Сто вы памятцу читайте по субботам! Когда ж возлюбленный всеросский наш Словарь Плох разумом судья, плох наших хвал звонарь: Кто ж будет ценовщик сложений стихотворных, Кто силен отличить хорошие от вздорных?
Костров прославил себя переводом шести песен "Илиады" шестистопным ямбом. Перевод жёсток и дебел, Гомера в нем нет и признаков; но он так хорошо соответствовал тогдашним понятиям о поэзии и Гомере, что современники не могли не признать в Кострове огромного таланта. Из старой додержавинской школы пользовался большою известности" подражатель Сумарокова - Майков. Он написал две трагедии, сочинял оды, послания, басни, в особенности прославился двумя так называемыми "комическими" поэмами: "Елисеи, или Раздраженный Вакх" и "Игрок ломбера".
Г-н Греч, составитель послужных и литературных списков русских литераторов, находит в поэмах Майкова "необыкновенный пиитический дар", но мы, кроме площадных красот и веселости дурного тона, ничего в них не могли найти. С Державина начинается новый период русской поэзии, и как Ломоносов был первым ее именем, так Державин был вторым.
В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед. Мы сказали, что в некоторых стихотворных пьесах Ломоносова, кроме замечательного по тому времени совершенства версификации, есть еще и одушевление и чувство; но здесь должны прибавить, что характер этого одушевления и этого чувства обнаруживает в Ломоносове скорее оратора, чем поэта, и что элементов художественных решительно не заметно ни в одном его стихотворении.
Державин, напротив, чисто художническая натура, поэт по призванию; произведения его преисполнены элементов поэзии как искусства, и если, несмотря на то, общий и преобладающий характер его поэзии - реторический, в этом виноват не он, а его время.
В Ломоносове боролись два призвания - поэта и ученого, и последнее было сильнее первого; Державин был только поэт, и больше ничего. В стихотворениях его уже нечего удивляться одушевлению и чувству - это не первое и не лучшее их достоинство: они запечатлены уже высшим признаком искусства - проблесками художественности.
Муза Державина сочувствовала музе эллинской, царице всех муз, и в его анакреонтических одах промелькивают пластические и грациозные образы древней антологической поэзии; а Державин между тем не только не знал древних языков, но и вообще лишен был всякого образования.
Потом в его стихотворениях нередко встречаются образы и картины чисто русской природы, выраженные со всею оригинальностию русского ума и речи. И если все это только промелькивает и проблескивает, как элементы и частности, а не является целым и оконченным, как создания выдержанные и полные, так что Державина должно читать всего, чтобы из рассеянных мест в четырех томах его сочинений составить понятие о характере его поэзии, а пи на одно стихотворение нельзя указать, как на художественное произведение, - причина этому, повторяем, не в недостатке или слабости таланта этого богатыря нашей поэзии, а в историческом положении и литературы и общества того времени.
Посеянное Екатериною II возросло уже после нее, а при ней вся жизнь русского общества была сосредоточена в высшем сословии, тогда как все прочие были погружены во мраке невежества и необразованности.
Следовательно, общественная жизнь как совокупность известных правил и убеждений, составляющих душу всякого общества человеческого не могла дать творчеству Державина обильных материалов. Хотя он и воспользовался всем, что только могло оно ему дать, однако этого было достаточно только для того, чтоб поэзия его, по объему ее содержания, была глубже и разнообразнее поэзии Ломоносова поэта времен Елизаветы , но не для того, чтоб он мог сделаться поэтом не одного своего времени. Сверх того, так как всякое развитие совершается постепенно и последующее всегда испытывает на себе неизбежное влияние предшествовавшего, то Державин не мог, вопреки своей поэтической натуре, смотреть на поэзию иначе, как с точки зрения Ломоносова, и не мог не видеть выше себя не только этого учителя русской литературы и поэзии, но даже Хераскова и Петрова.
Одним словом: поэзия Державина была первым шагом к переходу вообще русской поэзии от реторики к жизни, но не больше. Мы здесь только повторяем, для связи настоящей статьи, resume нашего воззрения на Державина; кто хочет доказательств, тех отсылаем к нашей статье о Державине во второй и третьей книжках "Отечественных записок" нынешнего года. Важное место должен занимать в истории русской литературы еще другой писатель екатерининского века: мы говорим о Фонвизине. Но здесь мы должны на минуту воротиться к началу русской литературы.
Кроме того обстоятельства, что русская литература была, в своем начале, нововведением и пересадкою, - начало ее было ознаменовано еще другим обстоятельством, которое тем важнее, что оно вышло из исторического положения русского общества и имело сильное и благодетельное влияние на все дальнейшее развитие нашей литературы до сего времени, и доселе составляет одну из самых характеристических и оригинальных черт ее.
Мы разумеем здесь ее сатирическое направление. Первый по времени поэт русский, писавший варварским языком и силлабическим стихосложением, Кантемир, был сатирик. Если взять в соображение хаотическое состояние, в котором находилось тогда русское общество, эту борьбу умирающей старины с возникающим новым, то нельзя не признать в поэзии Кантемира явления жизненного и органического, и ничего нет естественнее, как явление сатирика в таком обществе.
С легкой руки Кантемира сатира внедрилась, так сказать, в нравы русской литературы и имела благодетельное влияние на нравы русского общества. Сумароков вел ожесточенную войну против "кропивного зелья", лихоимцев; Фонвизин казнил в своих комедиях дикое невежество старого поколения и грубый лоск поверхностного и внешнего европейского полуобразования новых поколений. Его "Послание к Шумилову" переживет все толстые поэмы того времени.
Его письма к вельможе из-за границы, по своему содержанию, несравненно дельнее и важнее "Писем русского путешественника": читая их, вы чувствуете уже начало французской революции в этой страшной картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником, хотя, рисуя ее, он, как и сами французы, далек был от всякого предчувствия возможности или близости страшного переворота.
Его исповедь и юмористические статейки, его вопросы Екатерине II - все это исполнено для нас величайшего интереса, как живая летопись прошедшего. Язык его хотя еще не карамзинский, однако уже близок к карамзинскому.
Но, но предмету нашей статьи, для нас всего важнее две комедии Фонвизина - "Недоросль" и "Бригадир". Обе они не могут назваться комедиями в художественном смысле этого слова: это скорее плод усилия сатиры стать комедиею, но этим-то и важны они: мы видим в них живой момент развития раз занесенной на Русь идеи поэзии, видим ее постепенное стремление к выражению жизни, действительности.
В этом отношении самые недостатки комедий Фонвизина дороги для нас, как факты тогдашней общественности. В их резонерах и добродетельных людях слышится для нас голос умных и благонамеренных людей того времени, - их понятия и образ мыслей, созданные и направленные с высоты престола. Хемницер, Богданович и Капнист тоже принадлежат уже к второму периоду русской литературы: их язык чище, и книжный реторический педантизм заметен у них менее, чем у писателей ломоносовской школы.
Хемницер важнее остальных двух в истории русской литературы: он был первым баснописцем русским ибо притчи Сумарокова едва ли заслуживают упоминовения , и между его баснями есть несколько истинно прекрасных и по языку, и по стиху, и по наивному остроумию.
Богданович произвел фурор своего "Душенькою": современники были от нее без ума. Для этого достаточно привести, как свидетельство восторга современников, три следующие надгробия Дмитриева творцу "Душеньки": I Привесьте к урне сой, о грации! II В спокойствии, в мечтах его текли все лета, Но он внимаем был владычицей полсвета, И в памяти его Россия сохранит. Сын Феба! III На руку преклонясь вечернею порою, Амур невидимо здесь часто слезы льет, И мыслит, отягчен тоскою: Кто Душеньку теперь так мило воспоет?
Ко второму изданию сочинений Богдановича, вышедшему уже в 1818 году, приложено множество эпитафий и элегий, написанных во время оно по случаю смерти певца "Душеньки" а он умер в 1802 году. Между ними особенно замечательны три; первая принадлежит издателю Платону Бекетову, человеку умному и небезызвестному в литературе, вот она: Зефир ему перо из крыл своих давал; Амур водил руной: он Душеньку писал.
Вторая написана близким родственником автора "Душеньки", Иваном Богдановичем: Не нужно надписьми могилу ту пестрить, Где Душенька одна всё может заменить. Правильнее подписать ее именем Аполлон фр. Восторженное удивление к Богдановичу продолжалось долго. Сам Пушкин с любовию и увлечением не раз делал к нему обращения в стихах своих. А между тем для нас теперь поэма эта лишена всякого признака поэтической прелестн.
Стихи ее, необыкновенно гладкие и легкие для своего времени, теперь и тяжелы и неблагозвучны; наивность рассказа и нежность чувств приторны, а содержание ребячески ничтожно. И ни в содержании, ни форме "Душеньки" Богдановича нет и тени поэтического мифа и пластической красоты эллинской.
Что ж было причиною восторга современников? Капнист писал оды, между которыми иные отличались элегическим тоном. Стих его отличался необыкновенною легкостью и гладкостью для своего времени. В элегических одах его слышится душа и сердце. Но этим и оканчиваются все достоинства его поэзии.
Он часто злоупотреблял своею грустью и слезами, ибо грустил и плакал в одной и той же оде на нескольких страницах. Капнист знаменит еще как автор комедии "Ябеда". Это произведение незначительно в поэтическом отношении, но принадлежит к исторически важным явлениям русской литературы, как смелое и решительное нападение сатиры на крючкотворство, ябеду и лихоимство, так страшно терзавшие общество прежнего времени.
Теперь мы приблизились к одной из интереснейших эпох русской литературы.
TESTSOCH.RU
Сочинения Александра Пушкина Санктпетербург. Собрание сочинений в трех томах: Под общей редакцией Ф. Статьи и рецензии. Подробности: Категория: Белинский В. Говоря о романе в целом Белинский отмечает его историзм в воспроизведённой картине русского общества.
Дмитриев так выразил свое удивление к Хераскову в этой надписи к его портрету: Пускай от зависти сердца зоилов ноют; Хераскову они вреда не принесут: Владимир, Иоанн щитом его покроют И в храм бессмертья проведут. Мы увидим ниже, как долго еще продолжалось мистическое уважение к творцу "Россиады" и "Владимира", несмотря на сильные восстания против его авторитета некоторых дерзких умов: оно совершенно окончилось только при появлении Пушкина. Причина этого мистического уважения к Хераскову заключается в реторическом направлении, глубоко охватившем нашу литературу. Замечательно предисловие автора к первой из них: Мне советовали переложить сие сочинение стихами, дабы вид эпической поэмы оно прияло. Надеюсь, могут читатели поверить мне, что я в состоянии был издать сие сочинение стихами; но я не поэму писал, а хотел сочинить простую токмо повесть, которая для стихословия не есть удобна. Кому известны пиитические правила, тот при чтении сей книги почувствует, для чего но стихами она писана. Далее Херасков восстает против мнения Тредиаковского, утверждавшего, что поэмы должны писаться без рифм и что "Телеман" именно потому не ниже "Илиады", "Одиссеи" и "Энеиды" и выше всех других поэм, что писан без рифм. Детское простодушие этих мнений и споров лучше всего показывает, как далеки были словесники того времени от истинного понятия о поэзии, и до какой степени видели они в ней одну реторику. В "Полидоре" особенно замечательно внезапное обращение Хераскова к русским писателям. Имена их означены только заглавными буквами - характерическая черта того времени, чрезвычайно скрупулезного в деле печати.
Белинского: роман "Евгений Онегин" А. Написанию критической статьи Белинским предшествовало его горячее увлечение идеями Гегеля, в частности, идеей главенства историчности любого действия, как в литературе, так и в жизни. Личность героя, его поступки, действия рассматривались критиком исключительно под углом зрения воздействия на героя среды и обстоятельств времени. Роман - "энциклопедия русской жизни" Ко времени работы над исследованием романа Пушкина критик перерос свое юношеское увлечение идеями философа и рассматривает произведение и его героев, исходя из их действительного положения, Белинский, оценивая личности героев, мотивы их действий, концепцию произведения, стремится руководствоваться общечеловеческими ценностями и замыслом автора, не ограничивая действительность рамками былых мировоззрений. При этом идея историчности в оценке произведения продолжает занимать не последнюю роль. Пушкин, по мнению Белинского, описал в героях романа ту часть русского общества которое он любил и к которому принадлежал в определенной фазе его развития.
czech-gm.ru › evgenij-onegin › konspekt-stati-belinskogo-o-romane-. В начале критической статьи Белинский признается, что он с некоторой робостью и благоговением приступает к рассмотрению романа «Евгений. Виссарион Белинский. Сочинения Александра Пушкина Белинский о романе Пушкина “Евгений Онегин” (статьи 8 и 9) Печать; E-mail.
.
.
.
.
.
.
ВИДЕО ПО ТЕМЕ: "Евгений Онегин" czech-gm.ruа: литературная критика о национальной самобытности.
Пока нет комментариев...